В Израиле начались активные боевые действия: основное на 07.10
Большая часть мира находится в изоляции, поскольку правительства борются за замедление распространения новой пандемии коронавируса. Спрос на нефть резко упал. Но в то время как российский рубль и казахстанский тенге скорректировались, Азербайджан сохранил свою жесткую привязку к доллару и теперь тратит миллиарды долларов на защиту своей валюты. Это может сделать кризис гораздо более затратным для Баку.
Обвал цен на нефть наряду с остановкой мировой экономики поставит под серьезную нагрузку бюджеты всех евразийских производителей нефти. В случае России удар по государственным финансам будет смягчен гибкой денежно-кредитной политикой страны. По мере падения цен на нефть рубль ослабел по отношению к доллару, компенсируя некоторое снижение рублевой стоимости экспорта и снижая операционные издержки российских производителей нефти по отношению к их международным конкурентам. Аналогичная корректировка произошла и в Казахстане.
В Азербайджане же, напротив, власти, по-видимому, полны решимости избежать какой-либо корректировки обменного курса. Через шесть недель после того, как цена на нефть упала за один день на 30 процентов, Центральный банк Азербайджана продолжает жестко привязывать валюту к отметке 1,7 маната за доллар. Она делает это, тратя резервы твердой валюты в суверенном фонде благосостояния. В первом квартале 2020 года Государственный нефтяной фонд Азербайджанской Республики (ГНФАР) потратил $2,8 млрд, из которых $1,1 млрд было перечислено досрочно для удовлетворения растущего спроса на иностранную валюту и защиты маната.
Его усилия могут быть обречены. Из всех бывших советских республик Азербайджан наиболее подвержен резкому падению цен на нефть. Более 90 процентов экспорта приходится на нефть. Прямые трансферты из ГНФАР составляют 40-50 процентов доходов бюджета. А нефтяные фьючерсы на этой неделе прощупывают новые минимумы. Крупнейшие мировые производители нефти взяли на себя обязательство сократить добычу примерно на 10 процентов, но спрос в настоящее время снизился более чем на 30 процентов.
Напряженность в бюджетно-финансовом секторе Азербайджана только начинает проявляться в этих данных. В январе-марте расходы ГНФАР (в основном бюджетные трансферты) превысили доходы на 925 миллионов долларов. Напротив, в последнем квартале 2019 года поступления в фонд превысили расходы на 407 миллионов долларов; за аналогичный период прошлого года профицит составил 3,3 миллиарда долларов. Учитывая, что падение цен на нефть произошло только в марте, отток капитала из ГНФАР во втором квартале должен быть значительно больше.
У властей есть два варианта. Они могли бы попытаться сохранить привязку доллара, сильно опираясь на валютные резервы. Это позволит защитить расходную способность домашних хозяйств и избежать финансовых потрясений. Но это была бы и большая авантюра. Никто не может быть уверен, как быстро мировой спрос оправится от пандемии; вполне возможно, что второй всплеск инфекций может вынудить Европу или США возобновить блокировку. Привязка также потребует существенного сокращения государственных расходов на первоначальном этапе – для поддержания маната потребуются доллары. Возможно, властям также придется ввести какие-то меры контроля за движением капитала, чтобы предотвратить отток депозитов.
Альтернативой является девальвация маната. Это поможет сохранить Фонд национального благосостояния, но, скорее всего, приведет к резкому росту инфляции (хотя спрос везде слабый) и может спровоцировать новый кризис в плохо регулируемом финансовом секторе страны. Две девальвации в 2015 году – на треть в феврале и еще на 50 процентов в декабре-вызвали протесты. Более слабая валюта подтолкнула вверх стоимость обслуживания долга в иностранной валюте, что привело к скачку плохих кредитов и краху ряда банков. Финансовый кризис грохотал уже больше года. В мае 2017 года государственный Международный банк Азербайджана, крупнейший банк страны, объявил дефолт.
Сейчас, когда валюта находится под сильным давлением, у Центрального банка Азербайджана нет хороших вариантов. Девальвация усугубит экономический ущерб, причиненный пандемией, и может спровоцировать народные волнения, но может оказаться неизбежной. Судя по опыту 2014-15 годов, есть риск, что власти в конечном итоге пойдут по худшему из всех путей: выжигая большое количество иностранной валюты в тщетной попытке отстоять привязку, за которой последует разрушительная девальвация.